Возвращение городу его исторического имени произошло почти четверть века назад. За это время выросло целое поколение родившихся в Санкт-Петербурге. Казалось бы, можно гордиться: настоящие петербуржцы! Однако в это же время случилось непредвиденное – не устояло само название.

Точнее, оно осталось, но осталось только на официальном и бюрократическом уровне, а современный живой город его утратил. Город, где живут и куда едут, так не зовется. Не называется он ни Санкт-Петербургом, ни Петербургом. Называется он элементарно и просто: Питер. И никакого блеска, никакого величия. Просто Питер.

На всех уровнях – от бытового общения до центральных каналов телевидения. Даже на пресс-конференции президента может прозвучать: «Давайте, Питер!» или «К нам присоединяется Питер!» В прямом эфире можно услышать: «Питерский форум», «Путин прибыл в Питер» и даже – «На Питер-двадцатке», «На питерском форуме «Геополитические вызовы XXI века»», «Меморандум о сотрудничестве «Мюнхен – Питер»». На «Радио России» в перечислении городов: «Погода в Питере, в Москве…» Коротко и ясно.

Откуда взялся этот пресловутый «Питер»? Взялся он из истории нашего города. Он – не современное изобретение. У него есть свой долгий, особый и в прошлом достаточно логичный путь. Лет ему столько же, сколько и самому городу. Изначально появился он среди простонародья. Возник он, скорее всего, как созвучное русской речи сокращение самого первого, голландского, варианта наименования города – Питербурх.

Как разговорный, краткий вариант названия города Питер бытовал и весь XVIII, и весь XIX века. «Простой народ говорит у нас Питер вместо Петербурга», – писал Карамзин.

Отлично вписался «Питер» и в городской фольклор. В XIX веке записаны народные песни «Как во славном во городе во Питере», «Ах, поехал Ванька в Питер», «Идет мужик из Питера», «Вдоль по Питерской».

К началу XX века Петербург становится еще и крупным промышленным центром, меняется его социальный состав, но «Питер» с ним остается, под влиянием времени получая новые смысловые и эмоциональные значения. Прежде всего, он становится географическим понятием внутри города, приобретает окраинный смысл. Городское захолустье в противостоянии традиционному великолепию Петербурга.

Из воспоминаний художника Мстислава Добужинского: «Окрестности нашего жилища… Забайкальский проспект… одна из безобразных и даже странных улиц, настоящий Питер. Я предпочитал с нашей 7-ой роты попасть на просторы Измайловского проспекта. Тут было менее людно, казенно-чинно и веяло Санкт-Петербургом».

Детство Льва Успенского прошло на Выборгской стороне. В своих «Записках старого петербуржца» он пишет: «Казарма, тюрьма, покойницкая... как весь почти тогдашний Питер». И в последних строчках «Записок»: «Мой город – Петербург ли, Ленинград ли – всегда был зрим с этой стороны, одновременно величавый и родной, строгий и ласковый, до боли прекрасный. Весь город – не только ни с чем не сравнимое великолепие центра, ядра – нет, и самые дальние – еще питерские, такие болезненно унылые, такие до песенности кирпично-протяжные былые окраины».

Но настал у «Питера» однажды и свой звездный час – когда он превратился вдруг в символ города и эпохи. Появляются понятия «питерцы», «питерский пролетариат». Всё сошлось: низы прорвались наверх, и вместе с ними их «Питер» вырос до значения «весь город». «Петербург перестал венчать своей гранитной диадемой «Великую Россию». Он стал «Красным Питером» (Н. П. Анциферов. «Душа Петербурга»).

Торжество «Питера» прозвучало в поэме Сергея Есенина «Песнь о великом походе». Питер-град проходит рефреном через всю поэму.

От – «Царь дурак…
Строит Питер-град
На немецкий лад».
До – «Вот и кончен бой,
Тот, что жив, тот рад,
Ай да вольный люд!
Ай да Питер-град!»

Прошло еще несколько лет, Петроград стал Ленинградом. Но «Питер» остался. Конечно, в годы войны и в послевоенное время мало кому приходило в голову назвать город Питером. Но постепенно название стало снова входить в обиход. «Питер» стал паролем среди своих, которым можно щегольнуть. Вместе с тем это знак любовного отношения к городу, личной причастности и отождествления себя с ним.

Многие современные писатели, когда речь идет о Ленинграде, словно испытывают какое-то замешательство и прибегают к «Питеру» как к эвфемизму, ставя тем самым под сомнение достоверность всего повествования. Так, Людмила Улицкая пишет о советском времени: «Большим облегчением было для меня уехать в Питер на учебу…»; «В Питере в университетские годы я почти голодала» («Даниил Штайн, переводчик»). Татьяна Толстая в своем ироническом эссе по поводу «брежневского застоя» так описывает ленинградский быт: «В Питере мы всегда покупали картошку в Буграх…» Или: «В Питере майонез был прекрасный…»

Когда «Ленинграда» уже не стало, а «Санкт-Петербург» так и не прижился, тут и пришел на помощь «Питер» – не оставаться же городу совсем без имени! Всего за несколько лет эта разговорная форма получила повсеместное распространение. Главная причина неожиданного торжества «Питера» в самом смысле понятия для нашего времени. Во-первых, «Питер» прошел сквозь все эпохи и потому явился единственным способным объединить в себе все времена и отразить все другие названия. Во-вторых, лишь он оказался общепримиряющим. Современный Питер – нейтральный. Не имперский и не советский, не белый, не красный.

Имя влияет на судьбу. Оно может возвысить, но может и тянуть вниз. Имя, которое звучит как оклик тинейджера, не под стать великому городу. Оно склоняет город к обыденности и провинциальности и хорошо бы читалось среди названий малых городов. Волхов, Порхов, Питер, Клин… Кстати, в Российской Федерации действительно есть Питеры – одно село и несколько глухих деревень.

Можно, конечно, надеяться, что «Питер» – это только издержки переходного периода, и окончательно утвердится, наконец, Петербург. Но время идет, и личная причастность к понятиям «Петербург» и «Ленинград» с каждым новым поколением становится все слабее. Питер так Питер. Коротко и функционально. Отлично впишется в систему глобальной информационной сети и кодовой цивилизации.

Галина КРАВЧЕНКО

Источник: 812'ONLINE